Юлия Урожаева рассказала в «Кофемолке» о программе производительности труда и своих ценностях
Директор Департамента производительности и эффективности Минэкономразвития России Юлия Урожаева рассказала в «Кофемолке» о нацпроекте по производительности труда и своих ценностях.
— Вы занимались достаточно успешно консалтингом в крупных фирмах. Потом свою должность резко меняете на скучный чиновничий мундир. Почему?
— В консалтинге я занималась проектами в общественном секторе и, конечно, у любого эксперта, в какой-то момент возникает очень сильное желание всё-таки довести до конца какие-то вещи, что-то попробовать. У хирургов это называется «запах крови», когда по-настоящему начинаешь участвовать в процессе, ты потом не можешь выйти. Это первый момент. Во-вторых, в МГУ научили служить Родине и, конечно, это не первый заход в государственную власть, я во Внешэкономбанке какое-то время отработала, и ощущение, что сейчас период, когда можно очень многое сделать, многое поменять. Третий момент и очень важный – даже когда я приходила в McKinsey и начинала заниматься бизнесом, я была абсолютно уверена, что стык бизнес-опыта и его применение в государственном секторе может дать потрясающий результат. И когда выяснилось, что надо поднимать производительность труда в стране, весь мой предыдущий опыт как раз был про это. Совершенно уникальные проекты в России мы делали. Соединение этих факторов привели меня на сегодняшнее место.
— Ваше министерство называют министерством будущего. Согласны с этим?
— Будущее строим мы сами, поэтому какое построим, такое и будет. Но я готова всё сделать, чтобы страна развивалась, чтобы дать возможности талантливым людям в стране, и чтобы каждый человек смог реализовать всё, что он умеет. Мне очень нравится слово «развитие», потому что человек становится человеком, только когда он постоянно развивается. Мне кажется, что одна из важных функций министерства – создавать условия для этого развития и поддерживать то, что и так хорошо растёт. Ну и, конечно, повышать производительность.
— Однажды вы как-то сказали фразу: «возрождение управленческой культуры». Была она у нас?
— Да. Был такой предприниматель Николай Верещагин в позапрошлом веке, который начал с одной масленой артели в Тверской области и через примерно 40 лет Россия занимала 25% на мировом рынке масла. Представляете, какая нужна управленческая культура, чтобы с одной артели выйти на 25% экспорта. Безусловно, была очень крепкая и солидная предпринимательская культура до революции. Вызовы индустриализации потребовали абсолютного изменения и то, что строилось, некоторые модели, инструменты, которые применялись, — таких не было нигде в мире. До сих пор декативное планирование – во многом разработки советских экономистов. Потом в 1990-е годы мы несколько потеряли подходы, утратили вещи. И то, что мы сейчас в рамках проекта пытаемся делать, — это выстраивать, возвращать ключевые элементы этой управленческой культуры.
— С точки зрения, экономики царская Россия была интересной страной. И при социалистическом строе тоже было же много чего хорошего?
— Безусловно. Если посмотреть на организацию научного процесса, внедрения инноваций в реальный процесс. Соединение выдумки, инженерных подходов и необходимости быстро решать какие-то задачи и отсутствие ограничений по ресурсам – оно давало такие продукты, которые нигде в мире не могли сделать.+ Приведу пример. В одной области авиаконструкторы занялись сельхозтехникой. Комбайны не стали летать, но комбайны стали в 5 раз легче, чем лучшие импортные аналоги. Потому что самолет должен быть прочный и легкий, а в сельхозтехнике такие компетенции не требовались. И это означало повышение производительности труда в 5 раз, потому что эта техника могла в 5 раз быстрее ездить, опылять и обрабатывать поля.
— Мне кажется, две противоречащие друг другу вещи – это производительность труда и занятость. По крайней мере между ними есть серьёзный конфликт.
— Не вижу конфликта. Возьмем каменный век – люди охотились на мамонта. Все мужчины племени гонялись за мамонтом, потом придумали загонять его в яму. Все подумали – нужна только яма и теперь можно обойтись без охотников. Но все те охотники стали нужны, когда стало нужно разрабатывать чертежи ямы, натягивать веревки, организовывать процесс. Никогда человечество не было безработным. Мы каждый следующий год в стране будет терять 300-400 тыс. трудоспособного населения. Это эхо тех самых несчастных 1990-х годов. И сейчас нету проблемы с рабочими местами. Есть проблемы с поиском сотрудников. Есть аналитика по цифровизации – есть умный дом, но он требует 60 человек, которые всю эту IT-систему обслуживает. В чем основной элемент поддержки занятости в нашем проекте – это как раз обучение людей. Мы людям хотим дать новые навыки, причем в тех областях, в которых они могут развиваться. Мы хотим людей научить совмещению профессий. Это сейчас императив в любом современном производстве, да и в любой профессии. Мы хотим дать возможность обучится некоторым косвенным навыкам, например, проектному управлению, работе с базовыми цифровыми технологиями. Такими сквозными навыками, которые в любой профессии будут помогать повышению производительности труда.
— Производительность труда приведет к освобождению времени у человека и ему нужно будет чем-то заниматься. Здесь культура – один из способов занимать себя. Значение культуры в мире очень важно.
— Мне кажется, здесь есть несколько возможных направлений. Каждый человек – творец. Мы видим, что когда люди разобрались с базовой производительностью на заводе, они выходят, например, на новые продукты. При чем на такие продукты, которые до них никто не мог придумать. Это их вклад в мир. Люди действительно начинают творить и придумывать какие-то новые истории, в том числе культурные – увлекаться живописью или создавать архитектурные шедевры. И как раз, когда человек чувствует себя каждое мгновение творцом на своём рабочем месте или во время отдыха, то это совершенно другой подход и другие возможности, в том числе, для страны.
